Из воспоминаний Маклакова:
Осенью определился знаменитый голод 1891 года.
После попыток его отрицать и замалчивать правительство должно было сдаться, и обществу была предоставлена свобода для помощи голодающим. Оно со страстью на эту новую для себя свободу набросилось.
<...>
Позднейшие историки не раз говорили, что оживление общества после уныния 80-х годов началось с голода 1891 года, когда обществу позволили «действовать». Но власть заметила это раньше «историков» и тотчас же стала против этого принимать свои меры. Как на пример укажу на письмо Льва Толстого (в XIII томе его сочинений) – об новом отношении властей к тому, что он для помощи голодающим делал. «Именно теперь, – писал он, – как в нашей Тульской губернии, так и в Орловской, Рязанской, Воронежской и других губерниях принимаются самые энергические меры для противодействия частной помощи во всех ее видах, как видно, меры общие, постоянные. Так в том Ефремовском уезде, куда я направлялся, совершенно не допускаются посторонние лица для помощи нуждающимся. Устроенная там пекарня лицом, приехавшим с пожертвованиями от Вольного экономического общества, при мне была закрыта, и самое лицо выслано. Считается, что нужды в этом уезде нет и помощь в нем не нужна. Так что, хотя и по личным причинам, я не мог исполнить своего намерения и проехать в Ефремовский уезд, поездка моя туда была бы бесполезна или произвела бы ненужные осложнения. В Чернском уезде за это время моего отсутствия, по рассказам приехавшего оттуда моего сына, произошло следующее: полицейские власти, приехав в деревни, где были столовые, запретили крестьянам ходить в них обедать и ужинать; для верности же исполнения разломали те столы, на которых обедали, и спокойно уехали, не заменив для голодных отнятый у них кусок хлеба ничем, кроме требования безропотного повиновения. Трудно себе представить, что происходит в головах и сердцах людей, подвергшихся этому запрещению, и у всех тех людей, которые узнают про него».
<...>
В 1891 году мне пришлось с ним познакомиться, и это было началом близости с семейством Толстых. Поводом к этому был голод этого года. Многие от этого именно года ведут оживление русского общества. Нельзя не признать, что тогда что-то в настроении власти и общества переломилось. После попыток запрещения о нем говорить и даже произносить слово «голод», заменяя его «недородом», правительство уступило и предоставило обществу свободу помогать голодающим.
Типичная позиция "держать и не пущать". Аналогичными были действия царского правительсва по голоду 1912 года, когда всячески препятствовали помощи голодающим.
Аналогично про голод 1872 года.
А сколько всего было таких катаклизмов до революции и каковы были масштабы человеческих потерь? Для этого смотрим на график естественного движения населения в Европейской России в 1861–1913 годах (в промилле). На нем я указал зафиксированные в документах голодовки и подсчет людских смертей от голода и сопутствующих болезней:

В красных кружках показано число жертв голодовок в реальных цифрах. Сюда не попал ощутимый скачок смертности 1910-11 года, который можно увидеть тут.
Общая же сумма потерь от голода за 50 дореволюционных лет с 1861 по 1917-й году в сумме составила примерно 5,4 млн. человек. Как видим, масштабы потерь весьма внушительные и более чем в два раза перекрывают широко распиаренный нынешней пропагандой т.н. Голодомор 1933 года, якобы унесший жизни 7 млн. человек, но из которых документально можно подтвердить не более 2,5 млн. жертв.
Осенью определился знаменитый голод 1891 года.
После попыток его отрицать и замалчивать правительство должно было сдаться, и обществу была предоставлена свобода для помощи голодающим. Оно со страстью на эту новую для себя свободу набросилось.
<...>
Позднейшие историки не раз говорили, что оживление общества после уныния 80-х годов началось с голода 1891 года, когда обществу позволили «действовать». Но власть заметила это раньше «историков» и тотчас же стала против этого принимать свои меры. Как на пример укажу на письмо Льва Толстого (в XIII томе его сочинений) – об новом отношении властей к тому, что он для помощи голодающим делал. «Именно теперь, – писал он, – как в нашей Тульской губернии, так и в Орловской, Рязанской, Воронежской и других губерниях принимаются самые энергические меры для противодействия частной помощи во всех ее видах, как видно, меры общие, постоянные. Так в том Ефремовском уезде, куда я направлялся, совершенно не допускаются посторонние лица для помощи нуждающимся. Устроенная там пекарня лицом, приехавшим с пожертвованиями от Вольного экономического общества, при мне была закрыта, и самое лицо выслано. Считается, что нужды в этом уезде нет и помощь в нем не нужна. Так что, хотя и по личным причинам, я не мог исполнить своего намерения и проехать в Ефремовский уезд, поездка моя туда была бы бесполезна или произвела бы ненужные осложнения. В Чернском уезде за это время моего отсутствия, по рассказам приехавшего оттуда моего сына, произошло следующее: полицейские власти, приехав в деревни, где были столовые, запретили крестьянам ходить в них обедать и ужинать; для верности же исполнения разломали те столы, на которых обедали, и спокойно уехали, не заменив для голодных отнятый у них кусок хлеба ничем, кроме требования безропотного повиновения. Трудно себе представить, что происходит в головах и сердцах людей, подвергшихся этому запрещению, и у всех тех людей, которые узнают про него».
<...>
В 1891 году мне пришлось с ним познакомиться, и это было началом близости с семейством Толстых. Поводом к этому был голод этого года. Многие от этого именно года ведут оживление русского общества. Нельзя не признать, что тогда что-то в настроении власти и общества переломилось. После попыток запрещения о нем говорить и даже произносить слово «голод», заменяя его «недородом», правительство уступило и предоставило обществу свободу помогать голодающим.
Типичная позиция "держать и не пущать". Аналогичными были действия царского правительсва по голоду 1912 года, когда всячески препятствовали помощи голодающим.
Аналогично про голод 1872 года.
А сколько всего было таких катаклизмов до революции и каковы были масштабы человеческих потерь? Для этого смотрим на график естественного движения населения в Европейской России в 1861–1913 годах (в промилле). На нем я указал зафиксированные в документах голодовки и подсчет людских смертей от голода и сопутствующих болезней:
В красных кружках показано число жертв голодовок в реальных цифрах. Сюда не попал ощутимый скачок смертности 1910-11 года, который можно увидеть тут.
Общая же сумма потерь от голода за 50 дореволюционных лет с 1861 по 1917-й году в сумме составила примерно 5,4 млн. человек. Как видим, масштабы потерь весьма внушительные и более чем в два раза перекрывают широко распиаренный нынешней пропагандой т.н. Голодомор 1933 года, якобы унесший жизни 7 млн. человек, но из которых документально можно подтвердить не более 2,5 млн. жертв.
Journal information