Секретарь Совета Безопасности Ирана о том, как видится российско-иранский военно-политический альянс из Тегерана.
Секретарь Совбеза ИРИ Али Шамхани (ранее командовал сухопутными войсками КСИР и возглавлял министерство обороны) в беседе с «Фондом изучения Ирана и Евразии» (IRAS) рассказал о политической эволюции региона, сделав особый акцент на ситуации в Сирии, а также на российско-иранском сотрудничестве по Сирии и переговорах в рамках «астанинского процесса». Ниже приведен подробный пересказ этой беседы.
— Иран и Россия в течение двух последних лет а особенно, после отмены санкций (против ИРИ — прим. перев.) выходят на совершенно новый этап взаимодействия в военно-технической сфере. Как вы считаете, смогло ли сотрудничество между Ираном и Россией в этой сфере выйти за рамки обычных отношений «продавец-покупатель» и приблизиться действительно к тому уровню взаимодействия, который мы уже называем стратегическим?
— На самом деле покупка и продажа оружия— это лишь один аспект того сотрудничества, которое мы наблюдаем между Исламской Республикой Иран и Российской Федерацией в оборонной сфере. По нашему мнению, оно начало приобретать «стратегический облик» уже тогда, когда Россия серьезно и эффективно начала выступать на сирийской сцене в качестве силы, противодействующей терроризму. Уже тогда начали формироваться отношения партнерства в сфере обороны и военной сфере, при которых учитываются интересы обеих стран. Стратегический характер означает сотрудничество на высшем уровне — между лидерами двух стран — а также на военном уровне. Это встречи и контакты на уровне начальников штабов вооруженных сил, советов национальной безопасности и оборонных ведомств двух государств. Помимо этого наблюдается в сфере проведения совместных военных операций.
В отличие от некоторых стран региона, которые являются лишь покупателями американского оружия, Иран выбирает себе необходимое вооружение сам. Он выбирает и именно то вооружение, в котором действительно нуждается, а также те технологии, которые внутри страны можно производить только в очень ограниченных объемах.
— Насколько мы знаем, взаимодействие Ирана и России в сирийском вопросе создало совершенно новые каналы для сотрудничества, такие как запуск крылатых ракет через территорию Ирана, а также использование базы Ноже [речь идет о военно-воздушной базе Шахид Ноже в Хамадане — прим. перев.]. Все это явно усилило военную мощь России в масштабе всего региона. Неужели такой беспрецедентный рост военной мощи России в региональном масштабе совершенно не беспокоит Иран?
— Естественно, в ситуации, при которой этот рост военной мощи происходит с согласия обеих сторон и с учетом общих целей и интересов, поводов для беспокойства нет. Нас беспокоят военные операции тех стран, которые создают угрозу для безопасности региона, тех стран, которые обеспечивают военную, материальную и информационную поддержку ИГ (запрещенной в России террористической организации — прим.ред.) и прочим террористическим группам. Речь идет о странах, которые ради поддержки этих предлагают добиваются принятия в Совбезе необходимых резолюций, и в то же время, препятствуют политическому урегулированию кризисов, как это произошло в Сирии или Йемене.
А сотрудничество между Россией и Ираном осуществляется в рамках общей стратегии противостояния терроризму в регионе. Обе стороны заинтересованы в этом.
— Тогда не следует ли считать это военное взаимодействие прелюдией к некой региональной или даже мировой коалиции? Или это — лишь взаимодействие ограниченного характера, которое в дальнейшем не окажет заметного влияния на региональные и глобальные отношения?
— Если исходить из возможностей обеих сторон, то на самом деле можно говорить о создании эффективной региональной коалиции, цель которой — обеспечение безопасности не только в регионе, но и во всем мире. На примере совместных действий, предпринимаемых Ираном, Россией, Ираком, Сирией и ливанской группировкой «Хезболла» в Сирии можно видеть то, как полностью изменился баланс сил, как террористы после долгих лет наступления наконец вынуждены были отступать, то, как освободили Алеппо. По моему мнению, подобные коалиции, изначально ставившие перед собой ограниченную задачу, перейдут на новый уровень Это произойдет в силу того, что цели их оказались вовсе не узкими. Несомненно, сейчас террористическая угроза — самая главная для всех народов мира. И хотя самая крупная и могущественная террористическая группировка, то есть ИГ, за последние два года заметно утратила свою силу, и потеряла большую часть территорий, которые она захватила в Ираке, а также держала под контролем в Сирии, это еще не означает исчезновения самой угрозы терроризма. С одной стороны, ИГ смещается из Ирака и Сирии в другие регионы, а с другой стороны, меняется и сам характер угроз: это уже не сколько военные угрозы и захват новых территорий, сколько угрозы безопасности и возможность вспышек терроризма, которые могут проявиться абсолютно в любом месте. В этих условиях, учитывая меняющийся стратегический баланс сил и характер угроз безопасности, я считаю необходимым сохранить коалицию. Данная коалиция, не касаясь военных действий напрямую, очень важна с интеллектуальной точки зрения. Ведь противостояние террористической организации и противостояние распространению идеологии терроризма — это разные вещи. И исходя из этого, нужно понимать, что искоренение идеологии терроризма требует устранения не конкретной группировки, а ликвидации самой почвы распространения данной идеологии, устранения тех условий, которые приводят к появлению идей насилия, радикализма и экстремизма.
— Сотрудничество между крупным региональным игроком, каковым является Исламская Республика Иран, и мировой сверхдержавой, какой является Россия — на каком бы уровне оно ни находилось и какие бы проблемы ни решало — может вызвать не только последствия стратегического характера как в регионе и во всем мире. Оно может направить и сам Иран по тому пути, который он уже не в состоянии будет изменить. Насколько Тегеран силен для того, чтобы одновременно использовать те возможности которые дает сотрудничество со сверхдержавой, и в то же время не оказаться заложником той игры, которую она ведет?
— Российско-иранское взаимодействие в сфере борьбы с терроризмом изначально основывалась на стремлении России оказать поддержку законному сирийскому правительству, которое вело войну с террористами, а также — на общих стратегических интересах в этом вопросе. И таковым оно остается и сейчас. Естественно, вполне возможно, что иногда наши цели могут и не совпадать по некоторым направлениям — таким, например, как борьба с сионистским режимом (Израиля — прим. перев.). Здесь взаимодействие принимает уже иную форму. Но каждая страна независима, и каждое государство выстраивает свою внешнюю политику, основываясь на собственных национальных интересах. Политика Исламской Республики Иран с самого первого года революции (исламской революции 1979 г. — прим. перев.) тоже основывалась на принципах независимости и отсутствии привязанности к политике какой-либо сверхдержавы. Нужно обратить внимание, что сотрудничество — это вовсе не отказ от независимости, однако существуют общие цели, которых можно достичь только общими усилиями.
С другой стороны, с момента начала стратегического сотрудничества России и Ирана по Сирии политический баланс сил также претерпел изменения. Некогда Америка и ряд арабских государств вместе с их мощным финансовым лобби пытались бросать вызов и ставить под сомнение легитимность законного правительства Сирии. Однако в настоящий момент, когда ситуация стабилизировалась и позиции сирийского правительства стали прочнее, начался астанинский процесс, который обеспечил значительный прогресс в политическом урегулировании и на переговорах. Но важно помнить, что сирийский кризис нужно рассматривать с момента его начала шесть лет назад. Наш анализ будет неполным, если мы не будем одновременно принимать во внимание специфику кризиса в Сирии прошедших лет и текущие условия.
— В Сирии усилия двух стран, Ирана и России, были во многом сосредоточены на том, чтобы Россия не превратилась в иранские ВВС, а Иран — в сухопутные силы России. Действительно, мы в Сирии имели дело с такой схемой сотрудничества Ирана и России, в рамках которой отсутствовали какие-либо обязательства. И хотя эта схема в значительной степени себя оправдала в военных действиях, она вовсе не обязательно продолжит существовать и на политическом этапе урегулирования.Учитывая это, как вы оцениваете возможности продолжения подобного сотрудничества на этапе политических переговоров?
— Заранее ответить на этот вопрос нельзя. Военное стратегическое сотрудничество предполагает использование военного потенциала сторон для более эффективного решения задач и достижения целей, которые ставятся единым командованием. Если появляется ощущение независимости и исчезает соответственно необходимость в возможностях друг друга, то сотрудничество в рамках коалиции невозможно. Как я уже говорил, данная схема сотрудничества оправдала себя и в политической сфере, и явным подтверждением этого стало создание площадки для переговоров в Астане. В ходе этих переговоров произошло отделение вооруженных групп от групп боевиков-террористов и заключение перемирия с первыми. Также были определены так называемые зоны деэскалации на сирийской территории, что стало очень важным шагом. Самое главное заключается в том, что есть общее видение будущего развития событий в регионе. Есть и риск распространения террористических групп. Налицо — негативная роль США и созданной ими коалиции. На фоне всего этого возник более-менее прочный альянс по борьбе с терроризмом, в рамках которого происходит обмен ценным опытом.
http://inosmi.ru/politic/20170616/239599709.html - цинк
Journal information